В минуту раздумий

Душевный покой и уравновешенность мыслей,  внутреннее согласие зла и добра  – явление крайне редкостное для обычного   человеческого бытия, всегда обеспокоенного и неудовлетворенного своим двойственным состоянием.  На самом деле равновесие добрых начал  и злобствующих в каждом из нас и случайно и безотчетно. Все течет вроде бы ровно, привычно, управляемо до поры и вдруг... Все в нашей жизни случается вдруг, точно обухом по голове, сотрясая в ней  привычную обывательскую устойчивость.  Великие потрясения, изменяющие не только  картину тысячелетнего мира, но и полюса его притяжений, подобны цепному извержению вулканов, недавно не вызывавших опасений и вдруг  проснувшихся. Насколько они связаны, предугадываемы в общем течении времени,  настолько и  неожиданны  последствиями. Зарождаясь точечно и как бы локально, они, словно ползучая чума, охватывают континенты. Их совершают массы людей, пораженных общей идеей безжалостного и  разрушительного всеобновления, которое видится пробуждающимся «преобразователям» великим спасением, необходимым не иначе как для всего человечества. Во все времена кто-то кого-то учит нравственности, чувству собственного достоинства, не выносящего рабства и унижения, не являясь при этом истинным образцом и примером. В массе людской всегда находится способный таскать каштаны из огня, не обжигаясь, но извлекая выгоду и находя применение своему необузданному темпераменту. Оглянитесь!  И плевать им  на то, просят или не держат  об этом даже в уме непосредственно на самих континентах: надо, паря-мужик; хошь или не хошь, а  становись во фрунт и на общую гидру, которую мы тебе указали! И никого не интересует, сколько мужичков будет построено перед суровым ликом новых воителей-правдолюбов – ну, разумеется, чем больше, тем лучше, – сколько уйдет по непререкаемой огневой разнарядке  в пекло  революционных  горнил, и сколько вернется до дома до хаты сеять, пахать и рожать.
    Да и не до этого грозным созидателям будущего, чтобы  в экстазе опьяняющего сумасшествия, стремящегося лишь к жестокому торжеству кровавого молоха-идеала, размениваться на посевные и жатвы! Не забывает о самом естественном и жизнеродящем лишь безответный мужик, вечный раб своего крохотного надела. Пахать и сеять у него  в генах, как  привычка перелетной птицы вставать на крыло в свой час, в крови, в том самом сознание, где мир всегда выше злобы и не нуждается в отупляющем пустозвонстве. Потрясениям, преобразующим переворотам предшествуют долгие поиски, ожидание и выбор подходящего часа. Идеи! Идеи! Идеи! Зарождаясь и в свой час умирая, миром правят идеи. Подчиняют себе на десятилетия, ускоряют эволюцию естества  и созидают.  Выжигают души до космической пустоты или вселяют в них дьявола.
     Но не стоит с плеча, безоглядно. Ведь подчас  бывает и так, что  насилие и принуждение, хамство и вседозволенность одной части общества, как правило, незначительной, удерживающей власть и «качающей» свои  права, настолько подавляет ничтожные потребности другой, что выхода не остается, и для выяснения отношений на первых порах в руки берется обычный пролетарский булыжник, перед которым пасуют броневики.
     Толпа неповинна в том,  что оказывается на краю гибели, и ей уже не до правды с прокурорскими разбирательствами, ибо и там надежды нет, включая Лениных-Сталиных, прочих и прочих. Ей уже не во что верить… кроме булыжника и нового горлопана-мессию, типа безоглядно-напористого Жириновского из  последних, или розовощеких, самоуверенных гайдо-немцово-чубайсиков. Одуряющая одержимость несгибаемо-туповатых швондеро-перестройщиков, завораживающих толпу новым безумием пустозвонного, но горячечного призыва! Главное, успеть выкрикнуть, пока тебе  еще внемлют, оставаясь под кайфом собственной невесомости, и штаны держатся на той части тела, которое называется попросту ж…, а там хоть трава не расти -  чирей особенно надоедлив, когда нарывает непосредственно в заднице.
     Результат всем известен: бредовые устремления объединившихся под чьим-то удачным призывом, приводят к массовой погибели ни в чем не повинных мирных людей, нередко не сравнимой ни с одной из самых жестоких войн прошлого. А самая  «бескровная и тишайшая» из подобных деяний, сотворенная по-пьяни Борькой-быком с его кумовьями, уже выкосила Россию похлеще Великой Отечественной – это считать еще по серьезному никто не принимался, пока только навскидку.  
     И так из года  в год, из месяца в месяц. А в Европе все обещают упорядочить труд и  примирить его с капиталом,  мусульманство с христианством, и воспевают прелести свободного предпринимательства, впритык не желая воспринимать погубленную систему социалистического уравновешивания труда и капитала и возможности её совершенствования на благо одурманенным и околпаченным, давно продавшим душу дьяволу и золотому тельцу.  Всемирный ростовщик Заокеанские Штаты, как всегда, угрожает возмездием за посягательство на частную собственность и так называемые интересы державы-кровопийцы, и наращивает мускулы, как осатаневший волчара, в постоянной охоте на то, чем никогда не владел, но сильно хочется.  Россия, выступив на мировую авансцену, словно пьяная  девка в захолустной пивнушке с грязными номерами, бесстыдно плодит олигархов, как самую бесценную прослойку нового общества и невинно при этом опускают  долу глаза. Вновь околпаченным и еще более бесправным народом все пропито и перезаложено, а страна богатеет на зависть ненавистному Забугорью! Только вот кто богатеет,  выкачивая из недр самое халявное – общенародную нефть ( есть, есть, о чем  тут спорить!), а кто попросту жирует, нахально присвоив накопленное нашими трудолюбивыми дедами, по песчинке перебравшими и переложившими с одного места на другое всю золотоносную Колыму. Не грусти, трудяга! Наберись очередного столетнего терпения! Вот барин придет в себя после очередного Всероссийского загула, опрокинет жбанчик рассола, почешет волосатую разбойничью грудь  и рассудит, разведет по новым стойлам, чтоб не бодались друг с другом. Кто виноват? Сам захотел капитализму в онучах и нового переселения на бескрайнее русское кладбище под забытый тележный скрип и надрывные слезы; получай во всей бесхитростной, но соблазнительной как всегда упаковке!..  
     Нет русской деревни, пусто и глухо в весях – сердце сжимается у внука омского казака, сложившего голову за Отечество в жестоком Ледовом походе, и сына красного пулемётчика, захлебнувшегося собственной кровушкой на пятой атаке под Смоленском  в  41-м. Проселки, так и не став проезжими дорогами, поросли лебедой и бурьяном, на городской обочине теперь толпятся наши бывшие деревенские бабы, мужики,  безответные дочери, торгующие, кто последним социалистическим шмотьем по три копейки за пуд, кто собственным капиталистическим телом; землю, просторы пусть обихаживают китайцы. Деды пахали на царя-батюшку, отцы – на Ленина-Сталина, внукам пришел час погорбатиться на Гусинских, Березовских, Лужковых в купе с ненасытными родственниками Честнейшего Президента Времен и ваучерного благодетеля. Помните, как бил себя в грудь, обещая общенародное обогащение и бескомпромиссную борьбу с привилегиями? Ах, как хотелось поверить, отдать ему и голос и сердце!
     Под завязочку получили, земля тебе пухом, благодарствуем, отец родимый, вовек не забудем! 
     Да и второй, половчее, но мало чем лучше…
    Мало, мало, друзья-господа!  И по духовному смыслу, и  по материальному содержанию. Кругом новое хамовитое барство с годовыми доходами, превышающими бюджеты федеральных округов, не ощущающее никого вокруг, кроме себя любимого да удачливого.
     Но ведь везунчик-то – вор, господа! И все это знают. Все, господа! Ненасытный ворюга, заботливо выпестованный нашими упитанными и вальяжными демократами шепеляво-гундосой волны, упрямо продолжающими ласкать наш слух призывами об амнистии капиталу. А где амнистия ни в чем неповинному труднику и компенсация за грабеж похлеще Октябрьской реквизиции! А возьми-ка любого как следует за мошонку, да прищеми дверью по старому обычаю, такое полезет из вновь народившегося  краснорожего барина с бусыми от пьяни зенками… Легче в могилу молча зарыть, да ведь осчастливить успел кого-то, делился, пока капиталы удесятерял мановением волшебного чиновничьего пера. А ворон ворону глаз не выклюет, в защиту тусовкой попрут –  адвокатов-то расплодилось: один ярче другого, включая халявщиков  непосредственно из толпы. И тоже все – истинные правдолюбцы, защитнички чести, вроде бы даже какой-то морали, в комитетах совести заседают, мать их... 
     Да и некому брать-арестовывать эту крупноформатную всероссийскую шпану, слишком уж много замешанных и повязанных, тешатся пока… пока молодо-зелено не подросло. И подрастет, расправит крылышки, покончив с «рейтинговыми» бесшабашными телетусовками, оглушающими мозги, если с них и не начнет укрепление  духа – русский ум как бабий волос... зря длинным не бывает
     И не надо быть пророком, чтобы не предугадывать неизбежность очередной увесистой каменюки, раскраивающей твердокаменные черепа новым сливкообразным членам общества, включая распоясавшихся господ-губернаторов, как бы они не усиливали охрану своих дворцов и палацев. И народники вырастут и народные мстители – уж такова история неустанной борьбы отчаявшейся российской бедности с ненасытным богатством, и частота подобных противостояний будет лишь нарастать. Испробовав казенной свободы с колымскими зонами отчуждения, русский умосилил главное – в чем  же все-таки   основополагающий смысл истинного народоправства, так и не вызревшего ни  на самобытной волне Новгородского вече в прошлом, ни в трусливую пору коммунистического рая двадцатого века. И   покрывая землю обильными всходами всяких случайных «оттепелей», не вызреет, так в зеленом виде и пойдет на корм скоту.
     Идеи! Идеи! Вечные метания и надежды на возможное и неосуществимое  лишь потому, что все мы убоги и мелкотравчаты по природе разума и греха…
     Да, это печально, но неисправимо, поскольку безумие, поражающее время от времени наш рассудок и его здравомыслие, схоже с наследственной неизлечимой  болезнью, а понятие настоящей справедливости всегда убого, индивидуально и обособлено.
     …На всем протяжении истории развития светской государственности   только Великой России удалось дважды изменить и статус своего общества и градиенты его полюсов, сделав белое красным, а потом красное снова белым – правда, пока грязно-белым, – и дважды переменить плюс на минус его общественные устремления. Только Великому Евразийскому конгломерату  разноговорящих народов, объединенному  общим спазмом в единую  державу-саттелит, выпало испытать на самой себе и на основополагающей русской нации как взлет кровавой  эйфории так называемого «разрушения оков», так и позорное дезертирство с полей этого гигантского всепожирающего сражения. Пережить предательство правящих верхушек той и другой систем и, хуже того, измену нравственным идеалам, выстраданным и освященным нашими великими предшественниками, собственной интеллигенцией, доказавшей своему исстрадавшемуся народу, что абсолютной   святости цели не существует даже для нее.  Причем, как  в первом потрясении изменой «БЕЛОМУ ДЕЛУ» самой царской семьи, так и во втором – «КРАСНОМУ» – всего коммунистического марш-парада, опять не беря в расчет состояние самого ошалевшего народа, получившего возможность   напиться на халяву и наораться до одури.
     Только –  России, так и не создавшей  своим согражданам даже предпосылок для просветленного рая, которого в природе живого, исключая неписанные законы бытия отдельных кланов и  особей, просто не может быть. 
     Да и что новым мессиям, готовым в экстазе рвать  на себе рубаху, но не пламенную грудь наподобие поэтического страстолюбца Данко, какой-то народ, припахивающий навозом; для всякого времени и всех перемен он был и останется единственным средством, вздымающим краснобая на гребень пенной волны.
     …Я не искал крутых сюжетов для своего повествования, о котором думаю и размышляю, вспоминая деда-казака и отца-красноармейца, с  памятных августовских событий 1991года, непосредственным свидетелем которых  довелось быть не только в Москве-Ленинграде, но и в Средней Азии, где живу последние сорок лет, и потому не нуждаюсь в расспрашивании и выспрашивании о том, кто что чувствовал и совершал. Надышавшись едким угаром в самой гуще событий,  имею полное право на личную оценку произошедшего. Только  собственное сердце и  собственная душа – Бог и Судья моим ощущениям и  личным поступкам. Иное для  моего беспокойного разума на склоне лет уже не приемлемо…
     Укатилось вслед солнышку за бугорок горизонта  два десятка годков ошалевшего русского пьянства, уложившего в могилу немного больше моих родственников, чем Отечественная война. Что-то в каждом из нас уже  выровнялось, приутихло, выветрилось, но что-то свернулось в ком грусти и сожаления, давит и жжет. Вот это, что давит и жжет, неудержимо рвется наружу. Через судьбы людей разных эпох, прошедших перед моим бунтующим воображением,  попытаюсь просто порассуждать о прошлом и настоящем, о будущем собственных детей и внуков  с доступной для моих чувств искренностью, не исключающей собственных заблуждений –  возможно и это  пойдет кому-то на пользу.
     Не хочу больше кроваво-розовых игрищ даже во имя ценностных миражей, так называемых прав и свобод каждой личности.
     Не верю и на защиту грудью  не встану… Как и на выборы уже никогда не пойду: ходил, активно участвовал, бессовестно нарушал по соответствующей просьбе. Баста, не хочу плодить подлецов и хамов своими руками, а сражаться в открытую с ними давно непосильно.
     Не верю, подобно своему народу, задыхающемуся безысходностью в самогонном  захолустье.
Разум не верит, насытившись тем, что равенства нет и не будет.
     Потому что все это БЛЕФ, полезный для одной части общества и вечно губительный для другой. Потому что двусмыслица этих прав и свобод существовала всегда и останется неразрушимой до скончания самой человеческой общности.
     Мудрецу мудрецов Конфуцию, которому его император предоставлял все возможности, не удалось навести приличную справедливость, что уж о нынешних мозгодуях!
     Я слышу и сострадаю, гневаюсь и чего-то стыжусь –  выходит, еще  жив. Правда, не знаю зачем. Хотя когда-то вроде бы знал или думал, что знаю. Но кто-то разом, как тушат свет, накинул на мою искалеченную душу плотную ткань ночи. Мне стало не холодно и не жарко, показалось,  сбежалась в глубине сердце как ртуть, навсегда затвердев, сама буйная кровь – радость жизни.
     Кто же и когда разожжет новый очаг в моем  пасмурном доме?
     Не знаю!
     Не знаю, и знать, пока не дано. Ощущение одно: нет СЕЯТЕЛЯ и нет СОЗИДАТЕЛЯ, кругом только бессовестные рвачи, карьеристы, хапуги, хватающие друг друга за горло. Оракулы и ораторы, вновь непонятные самой скукожившейся массе, называемой народом, но убежденные в том, что они и есть новые ПРОРИЦАТЕЛИ, владеющие  умами.
     Изменилась и Церковь. Нет ПАСТЫРЯ для  заблудшей православной души, не жаждущей покаяния. Бубнит себе в пустоту, упиваясь убожеством паствы, сошедшей с ума и тупо бьющей поклоны. Для греховной русской натуры и преклонение перед алтарем – скорее, экстаз и самоистязание, но никак не раскаяние: ум российский противоречиво-буйный всегда живет мало кому понятным раздвоением, когда в храме незримого Бога ему вроде бы совестно, а за порогом  нет и стыда.
     Велик и могуч русский народец, по сей день непонятного корня, лих на распутство и безоглядность. В такую минуту под руку ему не становись, зашибет, не смутившись, что под нательной рубахой носит  православный крест совести.
     Правда, зашибет, не дрогнув, самого  ближнего и  невинного, в неурочный запойный час подвернувшегося под руку.
     …Впрочем, «зашибать» друг дружку – такое Великая Россия уже проходили, когда умирали пастыри и рушились звонницы. Вот с этого и начнем погружение в наши тяжкие и не замолённые грехи.